Фрагменты рукописи книги И. Кобзева «Деревенский Петербург (Ижевск – град Петров: о сходстве несходного)». Начало в №37 от 09.09.04 г.
Именно на первый слог ставили ударение в слове Ижевск, ижевцы интеллигентные и вообще грамотные люди, в том числе многие ижевцы. С иным ударением невозможно, например, петь "Боевую песню ижевцев", так как иначе стихи, написанные поручиком Н. Арнольдом, не рифмовались бы.
Однако со временем в пролетарском Ижевске окончательно победило вульгарное, нелитературное и "неинтеллигентное" произношение названия города, которое в советское время, после отмены старой орфографии, было принято за норму. В соответствии с неграмотным произношением жителей Ижевска имени собственного города, их прежнее название – ижевцы – было переделано на иное – ижевчане, в котором прежнее ударение было невозможно.
Прежнее произношение слова Ижевск еще в 1930-е годы бытовало в русской эмиграции и в речи старой интеллигенции. Старое произношение слова Ижевск сохранено в известном художественном фильме М. И. Ромма (режиссера 1900 года рождения) «Тринадцать» (1938) – человека высокой культуры, настоящего русского интеллигента.
Любопытно, что дореволюционное произношение слова Ижевск законсервировано в названии до сих пор известного жителям Владивостока старого района столицы Приморья – Ижевской слободки (сведениями о слободке со мной поделился филолог С. Жилин).
С правильной русской речью связано и старое книжное ударение на "и" в словах Ижевск и ижевцы, которое ясно читается в поэтических строках поручика Н. Арнольда ("Боевая песня ижевцев",
Укоренение в Ижевске «нелитературного» произношения его жителями названия собственного города символично, оно коренится в истории пролетарского города.
Начиная с пушкинской эпохи, русская культура вступает в полосу своей продуктивности благодаря размежеванию государства и культуры, что повлекло за собой рождение интеллигенции. Как раз этого в Ижевске не произошло. И он, в отличие от соседних, гораздо меньших по населению городов, не дал миру ни одного известного писателя, художника или музыканта. Это размежевание состояло в том, что в русской культуре появилась фигура "лишнего", но внутренне и внешне независимого человека. "Лишний человек", "беспочвенный" интеллигент хорошо известен нам по художественной литературе. "Лишними людьми" были не только Онегин, но и Пушкин, не только Печорин, но и Лермонтов, не только Рудин, но и Тургенев. В России "лишним человеком" становился, хотя бы отчасти, любой крупный деятель культуры. "Лишний" он вовсе не в культуре, отвергает его государство. Когда служащие отказывались от службы или воспринимали службу как абсурд, они попадали в положение "лишних людей". Позиция "лишнего человека" состояла в том, чтобы не подчинить себя мертвящему строю государственной жизни. Культура, создаваемая "лишними людьми", стала отечественной классикой. Ее отнесли к "золотому веку". Она развивалась как бы параллельно экономическому развитию России. Но именно пафос военно-экономического, а не духовного развития, пафос преходящего, а не вечного вдохновлял Ижевск.
В Ижевске и его окрестностях уничтожили городские и загородные дворянские имения (усадьбы Дерябина и князя Тевкелева). Здесь почти отсутствовали свободные городские жители. Купечество селиться в полувоенном Ижевске отказывалось, предпочитая оседать и строить свои усадьбы в соседнем, вдвое меньшем по населению, но зато свободном от крепостного права Сарапуле и торговать в подневольной ижевской "зоне" с вольной территории. В казарменном Ижевске негде было уединиться свободной индивидуальности, раскрыться творческой личности, проявить себя "лишнему человеку". Поэтому дома-музеи композитора Чайковского, "кавалерист-девицы" Дуровой, писателей Грина и Салтыкова-Щедрина, художников Васнецовых и Шишкина расположены не в Ижевске, а в окрестных городах.
О том, что Ижевск оставался в стороне от русской культуры, говорят и такие факты. Многолюдный для XIX века Ижевск не знали как центр культуры. Пушкин, человек начитанный и образованный, называл Ижевск "винокуренным заводом", а Лесков в предисловии к первому изданию "Левши" назвал один из трех русских оружейных центров не Ижевском, а Ижмой: "Я не могу сказать, где именно родилась первая заводка баснословия о стальной блохе, то есть завелась ли она в Туле, на Ижме или в Сестрорецке, но очевидно, что она пошла из одного из этих мест".
Петербуржец Салтыков-Щедрин, объездивший по пыльным дорогам в качестве ревизора окрестности Ижевска и отразивший в своих произведениях некоторые из них – Глазов, Сарапул, Шаркан, в самом крупном населенном пункте Вятской губернии – Ижевске – ни разу не показался. В Ижевск направляли на работу артиллерийского офицера, петербургского художника-передвижника Н. А. Ярошенко – автора известных даже по школьным учебникам картин "Студент", "Курсистка", "Всюду жизнь" (Третьяковская галерея). Художник отказался следовать в Ижевск, как и признанный во всем мире русский живописец И. С. Глазунов, который не поехал по направлению на работу в Ижевск учителем рисования.
Даже в киносценарии знаменитого фильма "Я шагаю по Москве" Г. Шпаликов заставил главного героя не улететь в Ижевск, где его "на работе ждут", зато вволю погулять по веселой Москве: "В Аэропорту Володя подошел к справочному бюро.
- Скажите, пожалуйста, - обратился он в окошечко, - на Ижевск самолет вовремя?
- Задерживается! – громко прозвучал голос у висящего над окошком репродуктора. Володя даже вздрогнул от неожиданности. (…) – Раньше двенадцати ночи все равно не улетите.
Володя постоял еще молча перед окошечком, хотел что-то сказать, но не стал и отошел".
Показательно и то, что в самом фильме Ижевск уже не упоминается. Так Ижевск оказывается вне русской культуры.